Ольга Мехти, 28 ноября 2014 г.

Девяносто лет исполнилось Шамси-ханум, члену Ашхабадской общины бахаи,— человеку, которого знают во многих странах мира.

Нам, друзьям в Ашхабаде, очень хотелось отметить торжественно это событие, но скромность Шамси-ханум была известна всем и стала серьёзной преградой к тому, чтобы получить её согласие на устройство приёма в ресторане в её честь.

Выход всё же нашли — мы пригласили именинницу будто бы на углубление к новым друзьям. Конечно же, она тут же согласилась. Так её, ничего не подозревающую, и привезли в ресторан… с книгами, плакатами о принципах нашей Веры, с материалами о преемственности религиозной идеи.

(картинка кликабельна)

Провели сквозь туннель из бенгальских огней.

Вечер прошёл очень интересно, с искренними поздравлениями друзей и гостей и выступлениями артистов.

Шамси-ханум простила нам вскоре эту вынужденную хитрость. И как подарок нам всем, она дала согласие на то, чтобы рассказ о её жизни и фото были размещены в Интернете.

В этой статье я использую фрагмент моей недавней беседы с ней.

— Я, Шамси Седагат, родилась 28 ноября 1924 года в Ашхабаде (тогда Асхабад), где только взяли власть Советы. Отец Али-ага Садыков приехал сюда в начале прошлого века из Йезда ещё при царском режиме, в числе многих переселенцев. Они работали строителями или держали различные мастерские, магазины сладостей и мануфактуры, ларьки на базарах. Отец организовал кожевенную артель. Дела шли хорошо. Он купил дом на углу улиц Красноводской и Чарджоуской, где ныне находится отель «Ак Алтын».

Он, мусульманин, взял в жёны мусульманку Легаие (В Ашхабаде все её звали Захра), тоже уроженку Йезда, которой едва исполнилось пятнадцать лет. Когда уже родилась моя старшая сестра Гамар, с отцом произошла самое важное событие его жизни…

В Ашхабаде тогда мирно уживались люди разных религий, много было различных храмов. Но однажды отец увидел на Куропаткинском проспекте храм, поразивший его воображение изысканной восточной архитектурой.

Ему сказали, что это храм бахаи, но никто из друзей не согласился туда пойти. Отец один вошёл в красивое здание под зелёным высоким куполом. Незнакомый человек иранской наружности его приветствовал и пригласил войти в зал. Отец зашёл и сел среди мужчин, читающих каждый свои книжки, притом не громко, а про себя. Женщины были без чадры, которую обязаны были носить в то время иранские мусульманки, а головы были покрыты только лёгкими платками.

Отец удивлялся таким порядкам, но сидел, рассматривая узоры на потолке, окнах, которые придали высокой ротонде особую ажурность. Он ждал прихода муллы, который по традициям Ислама должен вести молитвенную службу. Но, не дождавшись, решил выйти. Человек, который его встретил и пригласил войти, поинтересовался:

— А почему уходите?

Отец ответил:

— Я не увидел муллы. Когда он придёт?

Тот человек рассказал, что находятся они в Доме Поклонения, который называется Машрикуль-Азкар ( Место, откуда возносятся молитвы Богу). Люди, которых он видит, и есть бахаи, представители новой религии, они подчиняются законам книги Китаб-и-Акдас, которую открыл человечеству Бахаулла, родившийся в Иране. У бахаи нет священников. Каждый человек должен уметь читать духовные книги, чтобы вести самостоятельный поиск истины, и каждый сам общается с Богом, вознося ему молитвы. Незнакомец тут же спросил:

— Вы хотите знать больше о нашей Вере?

Отец ответил:

— Был бы рад…

Человек этот дал адреса тех, кто поможет ему удовлетворить интерес к новой религии.

Это был 1921 год, когда уже полностью было закончено строительство первого в мире храма бахаи. Асхабадская община бахаи тогда, в основном, состояла из тех приверженцев Бахауллы, которым ещё в конце XIX века пришлось покинуть Иран, где их преследовали за инакомыслие. В этом городе иранцы впервые почувствовали себя защищёнными, обрели материальное благосостояние. Эти люди приглашали отца в гости, знакомили c принципами новой религии. За беседами задерживались иногда до позднего вечера, а мама удивлялась такому непривычному поведению отца. Так продолжалось почти два года. Но пришёл день, когда отец, опять сильно припозднившись, пришёл и попросил маму приготовить чай. Она удивилась такой просьбе среди ночи, но, молча, всё приготовила и по просьбе отца села с ним рядом. Отец сказал ей слушать его слова до конца и пока не закончит, не задавать вопросов.

— Ханум,— сказал он,— ты видела, что я часто задерживался по вечерам, но ты никогда не спрашивала, где я был.

— А я боялась, что ты недоволен будешь моими расспросами,— ответила молодая женщина.

— А ты слышала про бахаи хоть что-нибудь?

— Очень мало, почти ничего…

— Так вот, всё это время я был в гостях у бахаи, чтобы понять суть их религии. С собой брал мой Коран, чтобы самому убедиться, что в этой священной книге говорится о смене религий, хотел узнать, чем отличается вера наших отцов от их веры. Я знал, что все люди — дети Бога, Который посылает людям Свои новые законы через Пророков. Те, кто поверил в Бахауллу, помогут людям жить в более справедливом мире, в мире без войн, где наука и религия будут вместе способствовать улучшению нашей жизни. Тогда я почувствовал истину учения Бахауллы, и Его слова осветили моё сердце и душу. Знай, что с этого дня я бахаи. Я принял эту Веру,— точнее, новый путь нашей духовной жизни. Я принял сознательно эту религию, но тебя не принуждаю. К этому надо прийти самостоятельно, по личному осознанию её законов и постулатов. Но как моя жена, ты теперь не будешь носить чадру и можешь выходить на улицу только в платке. Это раз. Второе — когда придут в гости бахаи, ты будешь сидеть в комнате с ними, рядом с их жёнами. Три — ты будешь учиться грамоте. Придут женщины-бахаи, и они будут учить тебя читать и писать. И наши дети пойдут в школу — и мальчики, и девочки. По законам новой Веры, девочки непременно должны получить образование, ведь они воспитывают своих детей, новое поколение. А что даст детям неграмотная, непросвещённая женщина? И ещё, когда я пойду в гости к бахаи, я буду брать тебя с собой. Ты согласна жить с такими изменениями в твоей жизни? Если нет, то можешь собрать вещи, которые ты хочешь, и я отвезу тебя назад в твой родительский дом.

— Незачем мне возвращаться к родителям. Я согласна с твоими условиями,— тихо сказала мама.

— Я, — уточнила о себе Шамси-ханум, родилась уже в семье бахаи — к тому времени отец уже как два года исповедовал Веру и жил по законам Бахаи, и мама тоже уже приняла Веру.

— Отец,— рассказала моя собеседница,— приобрёл большой авторитет в общине, избирался в Местное Духовное Собрание. Каждое утро, очень рано, а зимой затемно, взяв за руку восьмилетнюю Гамар и меня, пятилетнюю, шёл с нами по Проспекту Свободы. Так стал называться при Советской власти бывший Куропаткинский проспект. Бахаи стекались толпой к Машрикуль-Азкару, и отовсюду было слышно «Аллах-у-Абха!» Мы в храме возносили молитвы Богу, и потом, также пешком, возвращались домой. Завтракали. Папа шёл на работу, а сестра Гамар опять возвращалась к Машрикуль-Азкару, в школу бахаи.

В 1930 году нашей семье пришлось покинуть ашхабадский дом и жить в Мерве (Мары). Дело в том, что при Советской власти запретили всякую частную деятельность. Артель по производству кож закрыли. Но отцу, как специалисту, предложили место директора на Мервском кожевенном заводе. Мы с сестрой посещали там городскую школу.

Через три года наша семья вернулась в Ашхабад, в наш уютный дом. Я окончила пятилетку. Потом мы с Гамар поступили в медицинское училище. Она успела окончить курсы акушерок и получила свидетельство, а я — только два курса фармацевтического отделения.

Нам пришлось уезжать в Иран. Началась государственная кампания против иностранцев. Никто не избег этой беды. Это пламя свирепствовало затем на протяжении многих лет, и причины его коренились в упадке религии, как и было предсказано Бахауллой. Получилось так. Отец понёс в специальную службу документы для продления вида на жительство, а там нам приказали уезжать и дали 15 дней на сборы. Мы срочно стали продавать вещи и дом. Папе и нам, девочкам, пришлось поторопиться, чтобы в срок прибыть к пограничному переходу. Мы уехали рано утром, а мама с маленькой Сураей осталась, чтобы успеть получить обещанные деньги за дом. Она получила их, и даже успела купить три беличьи шубки, и последним поездом прибыла на станцию Артык, где мы очень волновались за неё. Уже услышав паровозный гудок к отправке, мы измученные придирчивыми таможенниками, со вздохом облегчения увидели её с узлами.

Нам посчастливилось уехать в Иран всем вместе. Потом прибывали в основном только женщины с детьми. Мы узнавали, что многих мужчин, не только бахаи, но и мусульман, в Ашхабаде арестовали, держали в тюрьме, а потом ссылали в Сибирь и на Колыму. Советское правительство избавлялось от всех иностранцев, разрушало в Ашхабаде храмы их религий.

Мы не нуждались, благодаря маминой смекалке с превращением советских денег в ценные шубы. Их продали, и на эти деньги отец опять начал своё дело — кожевенную артель. Отец старался помогать бахаи, разорённым пересылкой в Иран. Помню, что он взял к себе работать двух мальчиков, отцы которых были сосланы в Сибирь.

В то время мы с сестрой очень много учились. Так как у нас был недостаточный уровень знания фарси, то ходили на вечерние курсы в Такамол-ханум. Благодаря этой подготовке я сдала экзамены и поступила в завершающий класс Мешхедской государственной школы-шестилетки. Два-три раза в неделю я также посещала дом Тахире-ханум Паказема, где шли занятия по углублению знаний нашей Веры. Иногда ходила на подобные занятия даже до школы. Готовила семье завтрак и, схватив для себя немного хлеба с брынзой, бежала туда, где в то время были классы бахаи. Некоторые учителя брали в свои классы самых подготовленных, только тех, которые прошли экзамен. Я попала в класс учёного человека, автора многих духовных книг, которого звали Абдулла Хамид Эшраг Хаваристал.

В пятнадцать лет я стала бахаи, и ещё с большей усидчивостью стала изучать Писания. Когда Местное Духовное Собрание увидело моё стремление к знаниям и мою активность, они предложили мне стать учителем. «Дерсе ахлог» — «Воспитание характера», так назывались детские классы. Я начала с малышей и вела эту группу одиннадцать лет. Одновременно меня выбрали в состав многих комитетов. Наравне с взрослыми много ездила по районам обширного Хорасана: в Себзевар, в Нишапур, в Дарегаз, в Кучан, в Турбат-Хейдарие. Там встречалась со многими людьми, но в основном свои силы прилагала для бесед с молодёжью и женщинами, которые очень нуждались в разъяснении многих вопросов, в моральной поддержке. А после моего отъезда мои подопечные продолжали сами работу по углублению духовных знаний.

В 1946 году в Тегеране открылся первый бахаи-колледж. Я поступила туда. В первый год обучения я, наконец, решилась написать письмо возлюбленному Хранителю Шоги Эфенди, в котором сообщила о своём самом сокровенном желании — служить Вере, и даже просила помолиться за мои успехи на духовной стезе. Ответ, как и положено, был написан рукой его секретаря, который сообщал, что Шоги Эффенди с радостью отметил искренность моего желания служить Вере, и посоветовал усердно продолжать учёбу в бахаи-колледже, чтобы добавить к школьному образованию ещё и прочные духовные знания.

В 1951 году, когда Шоги Эфенди призвал ехать пионерами на Африканский континент, я, конечно, загорелась желанием последовать этому призыву. Но было много проблем. Отец очень волновался на меня, да и у меня не было нужных документов для визы в Лондон, где тогда собирались пионеры в Африку. Был один выход получить визу — это стать студенткой английского учебного заведения. И опять Бахаулла пришёл мне на помощь. Я вспомнила о людях, которых в Мешхеде я учила фарси, так как уже тогда знала английский язык. Это были жена консула Великобритании, американские врач и священник, и они написали такое хорошее рекомендательное письмо, что меня приняли в английский колледж в Брайтоне. Я уехала в Тегеран с отцом. До получения английской визы мы жили в бахаи-центре. А когда мама заболела и отцу пришлось уехать в Мешхед, меня часто приглашал к себе домой пообедать господин Али Акбар Фурутан, тогда секретарь Национального Собрания Ирана. Как только я получила желанную визу, я тут же улетела учиться на медсестру-акушерку.

На этом запись нашей беседы закончилась. А дальше о жизни нашей Шамси я расскажу то, что узнала за годы общения с ней.

В 1955 году она закончила колледж и уехала на Кипр. Туда со временем переехали пионерами Веры её родители, сёстры и брат. Там Шамси работала в различных госпиталях как заведующая отделением. Однако в связи с внутренними государственными проблемами семья покинула Кипр и поселилась в Тегеране. Оттуда Шамси поехала в Уганду. Однажды её даже позвали ухаживать за тяжелобольным бахаи Мусой Банани, Десницей Дела Божиего.

Новая страница в жизни этой трудолюбивой женщины — Тринидад и Тобаго. Здесь она открыла частный родильный ром в партнёрстве с местным врачом, а через восемь лет руководила уже собственной клиникой, которую она назвала «Ризван». На Багамских островах она работала в государственной клинике «Принцесса Маргарита». Это не просто страницы её трудовой жизни, это точки на карте истории развития Веры бахаи в тех далёких местах. С Верой знакомились многие государственные чиновники. Она выступала по радио, не упускала ни одной возможности для распространения Веры. Появлялось свободное время — садилась на старенькое авто и ехала в дальние посёлки, чтобы встретиться с новыми людьми, рассказать им о духовном пути, который открыл миру Бахаулла. Дом её всегда был полон гостей.

В 1983 году Шамси переехала в США, а поскольку британский диплом не признавался в Америке, поступила в Университет Майами. Получив американский диплом, работала заведующей отделениями в различных клиниках. Кроме активной деятельности в общинах бахаи, она вела большую работу во всех местах, где ей приходилось бывать, выступала в школах, клубах, центрах различных обществ с лекциями на социальные темы,— например, о роли молодёжи и отношении к падению нравов в стране, о женщинах как первых учителях своих детей, о гармонии науки и религии, о целях сотворения мира. Такая активность бахаи Шамси Седагат — прекрасный пример и для нас, порой впадающих в уныние от трудностей распространения в закрытых странах, среди жалующихся на духовную глухоту людей.

В 1990 году, узнав о Перестройке в Советском Союзе, она, не задумываясь, собрала свои огромные чемоданы, в которых было её главное богатство, накопленное за жизнь,— книги с автографами великих бахаи, альбомы с фото и вырезками из газет, материалы по распространению,— и поехала в Одессу. Оттуда, решила она, ей будет ближе и проще добираться на свою родину, на туркменскую землю. Одесса до сих пор помнит её. Ведь тогда была организована община бахаи, первый состав «девятки» Местного Духовного Собрания. Шамси Седагат вошла в первый состав Национального Собрания Советского Союза.

(на религиоведческой конференции в Киеве 2 марта 2009 г.)

(в Киевском бахаи-центре 3 марта 2009 г.)

Уже много лет она живёт в Ашхабаде,— а точнее, живёт в общине, живёт для общины. Сейчас, она по-прежнему, несмотря на возраст, полна сил, по-прежнему остаётся организующим ядром общины. В доказательство сказанному: она сама готовит ужины для частых гостей, сама прибирает квартиру. Многочисленные родственники в Америке с уважением относятся к её желанию не покидать родной Туркменистан. Её главное богатство растёт с каждым днём — появились новые большие ящики с дисками и кассетами, на которых запечатлена хроника истории многих общин, в которых она побывала за последние годы. Всё это отснято Шамси-ханум. Девяностолетняя бахаи не расстаётся с видеокамерой.

Шамси-ханум побывала в 75 странах мира, знает 6 языков. Где бы она ни жила, везде трудилась. Акушерка, она приняла около 2000 детей на Кипре, в Тринидад и Тобаго, в Америке, в Африке. Но гораздо больше тех, кто, благодаря ей, родился заново духовно. Как только появилась первая возможность, приехали другие бахаи ашхабадских корней. Все эти люди послужили духовной закваской для возрождения духа бахаи. Ашхабадская община стала расширяться за счёт новых верующих из числа местного населения — туркмен, русских, украинцев, казахов. Процесс познания Творца идёт только вперёд. У всех нас только один путь — путь вперёд, к Богу.