К оглавлению библиотеки

Произведение «Боязнь учить» публикуется на условиях лицензии Creative Commons «Attribution» («Атрибуция») 3.0 Непортированная.
Ссылка на официальном сайте автора: http://william.hatcher.org/publications/.
Разрешения, выходящие за рамки данной лицензии, могут быть получены от автора на странице http://william.hatcher.org/contact/

Боязнь учить

Размышления о подлинности человеческих взаимоотношений

William S. Hatcher — Уильям С. Хэтчер

Ты и я, как и любые другие два человеческие существа, имеют глубокую, Богом данную нужду в том, чтобы наши отношения друг с другом были подлинны. Подлинное чувство идет из самого сердца моего существа к твоему сердцу, коль скоро мы видим образ Бога друг в друге. Образ Бога в нас – это наши собственные души и их индивидуальные способности познания, любви и воли. Зрелое осознание наших душ позволяет нам относиться друг к другу так, чтобы отдавать предпочтение законным нуждам другого человека, а не нуждам самих себя (будь они законными или нет). Поэтому знак подлинности взаимоотношений – искренняя, самоотверженная любовь, искра, что проскакивает от Бога сквозь одного человека к другому.

Конечно, мы можем относиться друг к другу и по-иному, но все это является просто вариациями на одну и ту же тему – каждый из нас тогда отдает предпочтение, сколь тонко бы это ни делалось, своим собственным (осознанным) нуждам превыше нужд другого человека. Всякий раз, как эта разновидность окружившего себя колючей проволокой эгоизма проявляется во взаимоотношениях, он сводит на нет их подлинность, порождая манипулирование, эксплуатацию, соперничество и попытки доминирования друг над другом. В отношениях, где отсутствует подлинность, каждый ищет власти – подавить другого, чтобы удовлетворить свои нужды. Таким образом, подлинные взаимоотношения основываются на любви, а обманные – на власти.

Подлинные взаимоотношения – это откровенный диалог, в котором мы обмениваемся идеями (ищем истину вместе), делимся впечатлениями и сотрудничаем. Таким образом, все, что мы приносим в такой диалог, используется в ходе него для установления все более и более подлинных отношений. Когда наши отношения далеки от подлинности, мы несем с собой только наши собственные нужды и тогда другой становится орудием их удовлетворения. Поэтому неискренние взаимоотношения ведут не просто к пассивному отрицанию подлинности, но и к активному ее разрушению: если раньше существовала преграда, то теперь появляются средства сделать эту преграду еще крепче.

Мы выражаем нашу любовь к другим людям тем, что пытаемся удовлетворить их законные нужды, поскольку это помогает им развить богоданный потенциал их души (и нашей тоже). Однако это предполагает то, что мы по крайней мере различаем законные (или правильные) нужды и неразумные эгоистические желания. Знание того, что служит правильному развитию человеческого потенциала, есть справедливость. Справедливость и любовь идут вместе: любовь побуждает нас служить другому человеку, а справедливость обеспечивает знание, необходимое для правильного и эффективного применения этого побуждения.

Таким образом, подлинность отношений заключается не только в искренней любви к духовной реальности другого человека, но также и в достоверном знании этой реальности. Когда любовь и справедливость выражают себя в действиях – тогда мы имеем все необходимое для успешного диалога, то есть, для единства.

Сейчас мы рассмотрим самый фундаментальный из всех вопросов: Возможны ли в действительности подлинные отношения? Как мы увидим позже, ответ будет “да, но только при тех условиях, что установлены Самим Богом”. Конечно, с совершенно логической точки зрения мы можем сразу же заметить, что подлинные отношения не устанавливаются сами собой, но требуют сознательного усилия со стороны всех включенных в них людей. Это означает осведомленность в том, что подлинные отношения возможны, обладание достаточной побудительной силой для активного их поиска и достоверное знание того, как этот поиск вести. Однако эти составляющие, сколь бы ни были они необходимы, сами по себе недостаточны, ибо до тех пор, пока мы сознательно не ищем поддержки у Бога, не в наших человеческих силах эти подлинные отношения установить, и неважно при этом, насколько искренне мы желаем этого, насколько велики наши усилия по их развертыванию и насколько полно мы понимаем, что нужно для достижения этого.

Гуманизм – название, даваемое обычно философии, которая пытается установить подлинные отношения без явного или сознательного упоминания Бога. Гуманизм благороден по своим моральным намерениям, но имеет дефекты в предлагаемых им способах достижения этой цели. Стратегии, использовавшиеся для борьбы с этим врожденным недостатком гуманизма, применялись самые разные, и это породило различные разновидности и деформации гуманизма.

Стокнувшись с полным осознанием того, что лелеемая ими цель недостижима, некоторые гуманисты впали в отчаяние, граничащее с нигилизмом. Это можно заметить, например, в произведениях Ибсена, Кьеркегора, Достоевского или Льва Толстого, и может вести либо к глубокому цинизму по поводу человеческой натуры, либо к чему-то вроде стоического отрешения, когда человек может думать, что реальное благородство человеческой жизни заключается в постоянном стремлении к достойной, но недостижимой цели. Это клеймо упрямства, обреченный и стоический гуманизм очень характерны для мышления русских людей как в прошлом, так и в настоящем.

Полностью обратная стратегия наблюдается в нынешнем складе мышления североамериканцев, где люди с готовностью принимают различные обтекаемые суррогаты подлинности взаимоотношений. Все, начиная от диснеевских миров и кончая популярной психологией, множащиеся телевизионные беседы, показывающие эту притворную подлинность, публично и в мучительных деталях рисуя частные пустыри абсолютно бесплодных жизней, – вся Северная Америка, фактически, это гигантское предприятие, целеустремленно посвященное сотворению псевдоподлинности и фальшивой искренности. И там на первом месте те, кто открыто осуждает подлинность как вводящую в заблуждение. Они весело прославляют “новую свободу”, в которой крайняя алчность, эксплуатация и стремление к власти не просто приемлемы, но и приветствуются как “новая мораль”.

Однако мир ныне, неосведомленный в стратегиях, развивающихся пред лицом краха гуманизма, по-прежнему нуждается в такой силе, которая была бы поистине способна наделить нас силою достичь подлинности. То, что такая сила существует и доступна всем, кто обращается к ней – вот главное послание Веры Бахаи. Это – та сила, которую мы, Бахаи, называем сила Завета.

Завет

Подлинные взаимоотношения возможны и успешный диалог достижим только по той причине, что Сам Бог создал духовные процессы, которые происходят с теми, ко позволяет им происходить. Глубинная основа этого процесса – особый диалог, идущий между Богом и человечеством, диалог, инициатором которого выступает Он и параметры которого регулируются Им же. Бахаулла называет этот божественно-человеческий диалог Заветом. Завет, конечно же, является соглашением или договором, в котором каждая сторона имеет как обязанности, так и получает обещанный результат от выполнения эти обязанностей. В случае божественного завета условия нам ставит Бог, но Он также дает твердые обещания насчет результата. На самом общем уровне обещано, что если мы верны Завету Бога, то нам будет дана сила достичь подлинных взаимоотношений и испытать чувство удовлетворения, счастья, единства и гармонии, неизбежно вытекающее из этого достижения.

Основные параметры диалога между Богом и человечеством скрыты в структуре самого творения, поскольку Бог наделил человека способностью отражать Его качества и общаться с Его духом:

Сотворив мир и все живущее и движущееся в нем, Он, прямым действием Своей не знающей преград и суверенной Воли, избрал пожаловать человеку уникальное отличие и способность познавать Его и любить Его – способность, которую должно рассматривать как движущий толчок и первую цель, лежащую в основе всего творения... На внутреннюю реальность каждой и всякой сотворенной вещи пролил Он свет одного из Своих имен и сделал ее восприемником славы одного из Его качеств. На реальности человека, однако, сосредоточил Он лучистость всех имен Своих и качеств и сделал его зеркалом Самого Себя. Единственный из всех тварей был избран человек для столь великой благосклонности, столь нерушимого дара.

На протяжении всей истории явленных нам священных писаний нам говорилось, что Бог творит именно Своим Словом. Поэтому параметры диалога Бог-человек фактически и являются составляющими обычного диалога: они являются выражением Слова или Речи Бога, инициатора этого диалога. Более того, как это становится ясно из вышеприведенного отрывка, цель творения – произвести человеческое существо, которое является достойным партнером в диалоге с Богом-Создателем.

Устанавливая основные его параметры, Бог ведет сам этот диалог через посылание Своих Явителей или Посланников. Бог указал, что самый подходящий ответ с нашей стороны – это признание и принятие каждого Явителя, когда он появляется:

Первый долг, предписанный Богом Своим слугам – признание Того, Кто есть Дневная Звезда Его Откровения и Источник Его законов, Того, Кто представляет Божество как в Царстве Его Дела, так и в мире творения... Надлежит всякому, кто достигает сего возвышенного положения, сей вершины трансцендентной славы, соблюдать каждый Его указ – Его, Кто есть Желание мира сего. Этот двойной долг неразделим. Одно неприемлемо без другого.

Эта фундаментальная обязанность, данная нам Богом, есть первый шаг к формализации Божественно-человеческого диалога в виде Завета или соглашения, в котором определены как обязанности, так и вознаграждение. На самом деле, Бахаулла сказал, что: “Хранящий заповеди Бога достигнет нескончаемого блаженства”.

Таким образом, божественно-человеческий диалог идет как коллективно, так и индивидуально. Явитель приходит ко всему человечеству в целом и ясно выражает принципы, являющиеся как социальными, так и индивидуальными. И все же каждый из нас, в контексте нашего личного диалога с Богом, сознательно избрать принятие Явителя. Поэтому наш индивидуальный диалог с Богом идет в контексте коллективного диалога.

Получается, что каждая из наших индивидуальных жизней является историей личного диалога с Богом, начинающимся в тот момент, когда мы переходим от бессознательности к сознательности. По мере развития этого диалога мы порождаем ответы различной степени адекватности – некоторые весьма подходящие, а некоторые и такие, что не лезут ни в какие ворота. Бахаулла проясняет в Своих писаниях, что принятие Явителя составляет существенное условие для абсолютно успешного диалога. Это не значит, что подлинный диалог не может случиться до того, как предпринят этот шаг – это значит, что по-настоящему подлинный диалог в конце концов приведет любого человека к этому шагу. Это также означает, что вся история является священной историей. Нет никакой истории, индивидуальной или коллективной, которую без оговорок можно было бы назвать “мирской”, то есть разворачивавшейся вне контекста дилога между Богом и человечеством.

Поскольку диалог Бога с человеком не прерывается никогда, он динамичен и эволюционен. Этот прогресс временами медленен, незаметен и трудно различим, а иногда внезапен, драматичен и очевиден. Изменение, происходящее, когда мы полностью принимаем Явителя, относится к последнему типу. Мы немедленно входим в новую фазу наших взаимоотношений с Богом. Мы преуспели в том, чтобы породить наиболее подходящий ответ на инициативу Бога по посылке Своего Посланника, и поэтому начали пожинать плоды, обещанные Его Заветом.

Одно из основных приобретений, проистекающих от принятия Бахауллы – что ныне мы принадлежим к общине верующих, установленной Его Заветом. Это дает нам доступ к близким связям с другими людьми, достигшими той же стадии в своем диалоге с Богом. Взаимоотношения между любыми двумя Бахаи симметричны в том, что каждый обладает, в принципе, базовыми познаниями, необходимыми для подлинного диалога. Преуспеют или нет на деле эти два верующих в своем диалоге, зависит многих других обстоятельств, но в основном – от степени искренности тех усилий, что каждый здесь прилагает.

В сущности, в известном смысле, “стать Бахаи” означает ни больше ни меньше, чем принятие на себя обязательства достичь подлинного диалога во всех человеческих взаимоотношениях. Это обязательство основывается в признании, формализованном в короткой обязательной молитве (часть Завета!), что мы целиком зависим от Бога и что только Он может наделить нас силою победить свой эгоизм и стать участником подлинного диалога: “Я свидетельствую в сей час о своем бессилии и Твоей мощи, о скудости своей и Твоем обилии”.

Опыт взаимного общения с другими Бахаи столь позитивен потому, что каждый из нас научился подавлять кое-какой естественный свой эгоизм и отдавать предпочтения нуждам другого человека. Каждый из нас признает в другом образ Бога и это позволяет нам проявить свою подлинность, не судить людей, но придавать им мужества и доверять им – то есть любить друг друга до такой степени, которая весьма отличается от возможной в отношениях с небахаи. Каждый из нас осознает свою зависимость от Бога и, в зависимости от глубины этого осознания, получает от Него необходимую для достижения подлинного диалога и, следовательно, для установления подлинных взаимоотношений духовную силу.

Однако наши обязательства как Бахаи –единство не только с верующими, но также и со всем человечеством. Это значит, что мы обязуемся искать успешного диалога со всяким человеческим существом, с которым мы сталкиваемся, а не только с другими Бахаи. Однако процесс диалога с небахаи не может обладать такой степенью симметрии, как в случае Бахаи, поскольку стороны не имеют одинакового доступа к подлинному знанию и божественной поддержке. Бог, поэтому, предписал особый процесс подлинного диалога между Бахаи и кем-то другим: он носит название обучение Вере, и это – составляющая часть Завета, которая формализует диалог между нами и Богом.

Всякое подлинное действие вышеописанного типа является актом обучения Вере. Более того, не обращая внимания на фактический ответ другого человека. Это – успех обучения. В общине Бахаи много говорят о техниках успешного учительства. Эти внутренние беседы часто начинают вращаться вокруг вопроса о том, как можно добиться от человека желаемого или ожидаемого ответа. Это ведет к тому, чтобы определить успешность обучения в терминах числа “позитивных” ответов, возникших в течение короткого периода времени. Однако, наверное, эти беседы должны вращаться лучше вокруг самой природы присутствующего там подлинного взаимодействия, а не вокруг видимого результата или кратковременных результатов учительской активности. Если мы учимся тому, как достичь подлинного диалога с Богом или людьми, то Бог, несомненно, способен произвести из наших усилий желаемый для Него результат.

Вопрос остается прежним. Если обучение Вере – действительно просто стремление к подлинным человеческим отношениям, и если на всем свете сейчас действительно такой недостаток искренности, то почему столь многие из нас самодовольны, апатичны или беззаботны насчет обучения Вере? И почему, когда мы учим Вере, многие воспринимают нас как неподлинных людей (например, как фанатиков, оказывающих давление, заставляющих или как любующихся собой умников)?

Вероятно, ответ скрывается в тех условиях, которые Бог установил в качестве основы для подлинного диалога. Как было показано выше, самое фундаментальное из условий этого – признание нами полной нашей зависимости от Бога, то есть мы знаем и принимаем наши собственные ограничения. Такое приятие с нашей стороны знаменует собой то, что мы на глубочайшем уровне нашего существа знаем, что все положительное исходит от Бога, а не от нас самих. Когда мы это действительно знаем, тогда мы созрели для того, чтобы стать инструментом Бога в Его диалоге с другими людьми – иными словами, стать учителем Веры.

Может также быть, что наше самодовольство в обучении Вере происходит не от духовной пассивности, но от активного (хотя и неосознанного) отказа встретить лицом к лицу, признать и принять собственные ограничения. Хотя внещне мы заняты распространением истины, мы, вероятно, часто сами бежим от истины. Хотя мы искренне жаждем подлинности, но, начиная идти к ней, мы также начинаем осознавать и то, насколько она от нас далека. И знание это добавляет нам печали. Оно зовет нас усомниться во всех наших жизненных посылках – в нашем привычном образе самих себя как подлинно духовных человеческих существ.

Активное отвержение нами, как Бахаи, признания ограниченности самих себя принимает множество различных форм. Под личиной “служения Вере” мы соперничаем друг с другом, ищем власти и контроля и приписываем самим себе ту силу привлекательности, что идет от Бога через нас, но не от нас. Все эти настроения и поступки с нашей стороны разбавляют и без того достаточно невеликую нашу подлинность. При таких условиях удивительно не то, что мы время от времени терпим провалы, а то, что мы вообще имеем какие-то успехи. И когда, несмотря на все эти духовные провалы, Бог по-прежнему дарует нам толику успеха (хоть и гораздо меньшую, чем в условиях неразбавленной подлинности), тогда мы приписываем этот успех скорее собственным “способностям”, а не духу Божиему, работающему через нас.

И если это внутреннее условие истинного признания наших ограничений является существенным предварительным условием успешного индивидуального учительства, может ли это быть настолько же важно для коллективного успеха, например, для вступления группами? Может быть, община Бахаи станет привлекающим магнитом, о котором говорил Шоги Эффенди, когда мы станем общиной верующих, истинно признавших, что все приходит от Бога и ничего – от нас самих. Возможно, только когда мы осознаем, что вся история – история священная, мы по-настоящему прислушаемся к другим людям, когда они станут рассказывать нам свои истории. Может быть, тогда мы научимся от них тому, чему Бог пытается научить нас через Его диалог с ними. Когда наша община достигнет такого состояния, тогда люди станут вливаться в Веру, поскольку они найдут внутренний смысл своей истории – их диалога с Богом, значение, которое они не могли и не смогут найти нигде больше.